Обаятельны заемно-вставные харизмы Кузнецова и Смолякова.
Им и доверили элемент воспитания трудящихся масс телезрителей, красной жирной ниточкой змеящийся сквозь сказочно примитивный сюжет.
Распивая ли водовку на совещании или сидя над изголовьем ранетого товарища (хорошего журналиста-расследователя) грудными,
И узревает той минутой Трув скупые мужские слезы, катящиеся по суровым щекам челябинского мужчины, видит перекатывающеся желваки и сжимающиеся кулаки, и сурьезно-хрипловатыя реплики типа "... какую жа страну мы-т всетки потеряли..."
"Кто сказал, шо мы плохо жили?!" - это говно, по сравнению с продуктом Константина. Если Любэ для быдла, то Мосгаз - роман про элиту, и типажи воссозданы старательно и Смоляков симпатяга-Бонд, плавно, не меняя гримас ,перекатившийся из "Спасибо, что живой" и Сухов такой молодой, и - да что там говорить ... Трувер отдает должное подходу Константина.
Трувер, ведь, тоже телезритель и на него тоже действуют чары киноискусства. Приятных людей на экране невозможно ненавидеть. Истинная правда, миссис Хадсон.
Но в одном Эрнст и подельники массивно проваливаются.
Они хвалят совок, как эстет хвалит в театре декорацию. Они подсовывают тель- азрителю бутафорию, полные надежды скормить ее за правду.
Нет, Констя. Не проходит.
В совке пели, конечно, задушевные пестни.
Но продюсерами певунов были люди ебанутые, а не расчетливые.
И ни Сталин, ни Хрущ не надеялись скрестить трепетную лань авансцены с золотым козлищем подтекста.
В совке не было Абрамовичей с яхтами и с Челси. В совке безнадежно больных детей оперировали в порядке живой очереди, а не по мере платежеспособности. И в совке нефть, худо-бедно, формально-условно, но, все же, по закону, была собственностью народа, а не тысячи избранных имперссарио.
Если чуть обнажить лукавство кинодеятелей, тупо агитирующих за безоговорочную лояльность по советскому образцу, то ,верит трувер, вполне возможно и брожение среди ,даже!, масс телезрителей -- подобное тому, что бывает накануне государственного переворота.
В 1917 таковых случилось целых два.
