одному из самых недооцененных актёров кино Америки.

Да и мира.

Многая лета юбиляру и поменьше историй со всякой ненужной дрянью.

есть сцена, где немец-инквизитор спрашивает у героя Виктора Павлова имя и отчество. "Андрей Яковлевич" - отвечает немцу Павлов. "Яковлевич?" - подозрительно щурится инквизитор, - "это какое-то еврейское отчество? А как отчество вашего отца?" - "Иванович!" испуганно и торопливо докладывает Павлов.

Как будто, Иван - не еврейское имя.

На то, как и во что складывалась личность либертарианца, оказал влияние американский синематограф (не только голый вуд) 70-80 годов.

Полицейское/криминальное/про юрыстов кино делалось по одному стандартному, но безупречно красивому лекалу: очень долго злодей творит бесчинства и чинит безобразия, никто его не может ущучить, потому, что правовое государство, власть параграфа, диктат процедуры и всяческие ограничения для наших, но когда наши, ценой жертв, лишений, а иногда и подвига, ценой собственной жизни, получают неопровержимые доказательства и предоставляют их в суд, то злодея уже нечего не спасало: ни богатство, ни положение, ни власть, ни масть.

Мораль этого фильма гласила: если долго терпеть и честно бороться, то добродетель восторжествует. Это внушало оптимизм и примиряло с фундаментальными недостатками западного мира, данного нам в ощущении формально-бюрократической либеральной демократии.

Этот тренд рулил до Билла Клинтона, вот, где-то до конца срока Буша-старшего.

Слава Богу, именно тогда трувер заканчивал школу, поступал в институт и покидал пределы своей великой малой Родинки.

мы занимались киокусинкай. Всё же, мы были романтичные мальчишки, воспитанные на красивом кино про единоборства - когда вставали в свободный спарринг, ничего из киокусина не было, а было что-то между кикбоксом и таэеквондо, фехтование на ножках по принципу, чем выше, тем лучше.

Особый кайф вставляли, конечно, вертушки; нынче я вспоминаю это, как восторженное fouetté нашей боевитой юности.